Затем — мы вынуждены признаться в том — заставило ее заговорить и невольное чувство, испытываемое ею к этому юноше.
— Послушайте, — сказала она, — я уступаю вашим настояниям и полагаюсь на вас. Но клянусь перед богом, который нас слышит, что, если вы предадите меня, хотя бы враги мои меня помиловали, я покончу с собой, обвиняя вас в моей гибели!
— А я, — проговорил д’Артаньян, — клянусь перед богом, что, если буду схвачен, выполняя ваше поручение, я лучше умру, чем скажу или сделаю что-нибудь, могущее на кого-либо набросить тень!
И тогда молодая женщина посвятила его в тайну, часть которой случай уже приоткрыл перед ним на мосту против Самаритянки.
Это было их объяснением в любви.
Д’Артаньян сиял от гордости и счастья. Эта тайна, которой он владел, эта женщина, которую он любил, придавали ему исполинские силы.
— Я еду, — сказал он. — Еду сию же минуту!
— Как это — вы едете? — воскликнула г-жа Бонасье. — А полк, а командир?
— Клянусь своей душой, вы заставили меня забыть обо всем, дорогая Констанция! Вы правы, мне нужен отпуск.
— Снова препятствие! — с болью прошептала г-жа Бонасье.
— О, с этим препятствием, — промолвил после минутного размышления д’Артаньян, — я легко справлюсь, не беспокойтесь.
— Как?
— Я сегодня же вечером отправлюсь к господину де Тревилю и попрошу его добиться для меня этой милости у его зятя, господина Дезэссара.
— Но это еще не всё…
— Что же вас смущает? — спросил д’Артаньян, видя, что г-жа Бонасье не решается продолжать.
— У вас, может быть, нет денег?
— «Может быть» тут излишне, — ответил, улыбаясь, д’Артаньян.
— Если так, — сказала г-жа Бонасье, открывая шкаф и вынимая оттуда мешок, который полчаса назад так любовно поглаживал ее супруг, — возьмите этот мешок.
— Мешок кардинала! — расхохотавшись, сказал д’Артаньян, а он, как мы помним, благодаря разобранным доскам пола слышал от слова до слова весь разговор между мужем и женой.
— Да, мешок кардинала, — подтвердила г-жа Бонасье. — Как видите, внешность у него довольно внушительная.
— Тысяча чертей! — воскликнул д’Артаньян. — Это будет вдвойне забавно: спасти королеву с помощью денег его высокопреосвященства!
— Вы милый и любезный юноша, — сказала г-жа Бонасье. — Поверьте, что ее величество не останется в долгу.
— О, я уже полностью вознагражден! — воскликнул д’Артаньян. — Я люблю вас, вы разрешаете мне говорить вам это… Мог ли я надеяться на такое счастье!..
— Тише! — вдруг прошептала, задрожав, г-жа Бонасье.
— Что такое?
— На улице разговаривают…
— Голос?..
— Моего мужа. Да, я узнаю его!
Д’Артаньян подбежал к дверям и задвинул засов.
— Он не войдет, пока я не уйду. А когда я уйду, вы ему отопрете.
— Но ведь и я должна буду уйти. Да и как объяснить ему исчезновение денег, если я окажусь здесь?
— Вы правы, нужно выбраться отсюда.
— Выбраться? Но как же? Он увидит нас, если мы выйдем.
— Тогда нужно подняться ко мне.
— Ах! — вскрикнула г-жа Бонасье. — Вы говорите это таким тоном, что мне страшно…
Слеза блеснула во взоре г-жи Бонасье при этих словах. Д’Артаньян заметил эту слезу и, растроганный, смущенный, упал к ее ногам.
— У меня, — произнес он, — вы будете в безопасности, как в храме, даю вам слово дворянина!
— Идем, — сказала она. — Вверяю вам себя, мой друг.
Д’Артаньян осторожно отодвинул засов, и оба, легкие, как тени, через внутреннюю дверь проскользнули на площадку, бесшумно поднялись по лестнице и вошли в комнату д’Артаньяна.
Оказавшись у себя, молодой человек для большей безопасности загородил дверь. Подойдя затем к окну, они увидели г-на Бонасье, который разговаривал с незнакомцем, закутанным в плащ.
При виде человека в плаще д’Артаньян вздрогнул и, выхватив наполовину шпагу, бросился к дверям.
Это был незнакомец из Менга.
— Что вы собираетесь сделать? — вскричала г-жа Бонасье. — Вы погубите нас!
— Но я поклялся убить этого человека! — воскликнул д’Артаньян.
— Ваша жизнь сейчас посвящена вашей задаче и не принадлежит вам. Именем королевы запрещаю вам подвергать себя какой-либо опасности, кроме тех, которые ждут вас в путешествии!
— А вашим именем вы мне ничего не приказываете?
— Моим именем… — произнесла г-жа Бонасье с сильным волнением, — моим именем я умоляю вас о том же! Но послушаем — мне кажется, они говорят обо мне.
Д’Артаньян вернулся к окну и прислушался.
Г-н Бонасье уже отпер дверь своего дома и, видя, что квартира пуста, вернулся к человеку в плаще, которого на минуту оставил одного.
— Она ушла, — сказал Бонасье. — Должно быть, вернулась в Лувр.
— Вы уверены, — спросил человек в плаще, — что она не догадалась, зачем вы ушли?
— Нет, — самодовольно ответил Бонасье. — Она для этого слишком легкомысленная женщина.
— А молодой гвардеец дома?
— Не думаю. Как видите, ставни у него закрыты, и сквозь щели не проникает ни один луч света.
— Все равно не мешает удостовериться.
— Каким образом?
— Нужно постучать к нему в дверь.
— Я справлюсь у его слуги.
— Идите.
Бонасье скрылся в подъезде, прошел через ту же дверь, через которую только что проскользнули беглецы, поднялся до площадки д’Артаньяна и постучал.
Никто не отозвался. Портос на этот вечер для пущего блеска попросил уступить ему Планше; что же касается д’Артаньяна, то он и не думал подавать какие-либо признаки жизни.